У Сун /рассказ/

СТРАНИЦА 2

Еще в средней школе мой одноклассник Се Цзючжун говорил мне об этом, он говорил, ты не должен называться У Суном, ты должен называться тюфяком. Я услышал, рассмеялся. Если бы другим такое сказали, они бы обязательно переживали, переживал бы и Се Цзючжун, я - нет. Я - У Сун, поэтому я не переживал. Я не только не переживал, я ещё и смеялся.
Когда мне исполнилось 30 лет, я, наконец, повстречал девушку, на которую я не наводил тоску. Скоро будет полгода, как мы вместе, я не надоел ей, она не надоела мне. Когда мы вместе, я всегда молчу, её рот никогда не закрывается. Она начинает говорить, как будто выступает на сцене, ей требуются только благодарные слушатели. Я хорошо справляюсь со своей ролью, я никогда не перебиваю. Она за это особенно любит меня. Она говорит, мне страшно нравится, что ты, проглотив язык, так сосредоточенно слушаешь мои слова, до смерти нравится.
Ещё ей страшно нравится, как я с ней занимаюсь любовью, она сказала, что не думала, что по виду и не скажешь, однако твое орудие в полном порядке, я счастлива до смерти. Она всегда хотела, чтобы я делал её счастливой до смерти. И я всегда делал её счастливой до смерти. Я каждый раз делал её до смерти счастливой. Я не наводил на нее тоску, она не испытывала ко мне неприязни, за это я готов был бесконечно ублажать ее.
Мою подругу зовут Дэн Лицзюнь, она одной фамилии и имени с очень знаменитой тайваньской эстрадной певицей. Я только слышал песни этой эстрадной звезды, тезки моей девушки, не видел её, не видел даже её фотографии. Поэтому я не знаю, она красивее моей девушки или нет. Я и Дэн Лицзюнь вместе полгода, она сказала, что хочет закрепить отношения, я сказал, хорошо. Она сказала, на этой неделе пойдёшь ко мне домой познакомишься с моими родителями, мы вместе уже полгода, необходимо, чтобы мои родители посмотрели на тебя. Я сказал, хорошо. Она сказала, найди время, купи два блока приличных сигарет, две бутылки приличого вина, когда придёшь в гости, вручишь моему отцу. Я сказал, хорошо. И так, я пошёл, купил две бутылки «Улянъе», потом я пошёл в один частный табачный ларёк, который был недалеко от моего дома, чтобы купить Мальборо, вот здесь то я и подвергся жестокому избиению - это было уже второе жестокое избиение в моей жизни, и снова без всякой вины с моей стороны. В этот раз, по сравнению с прошлым разом, все было намного серьёзнее.
Я никогда не курил и не пил, поэтому никогда прежде ничего не покупал в табачном ларьке по соседству с домом. В тот день была пятница. Я договорился со своей девушкой Дэн Лицзюнь, что приду к ней в гости в субботу, поэтому я обязательно должен был в тот день купить сигареты. Была середина дня, я не лег спать после обеда, хотел успеть запастись подарками перед тем, как вернусь на работу. Я пошёл в тот табачный ларёк. Я не курил, о цене на табак не имел никакого представления. Я подошел к ларьку, посмотрел на цену Мальборо. Один блок 120 юаней. Я не рассматривал хозяина табачного ларька, из кармана пиджака вытащил пачку денег, вытащил две по 100, четыре по 10, протянул хозяину, сказал, что возьму два блока Мальборо. Хозяин табачного ларька взял деньги, подал мне два блока Мальборо. Я взял сигареты, повернулся и пошёл. Отошел на несколько метров, как хозяин табачного ларька крикнул:
-Эй, а деньги!
Я подумал, что дал много, и он должен дать мне сдачу, или я дал недостаточно, и он хочет, чтобы я доплатил. Я повернулся, вопросительно посмотрел на него. Только теперь я обратил внимание на хозяина ларька, это был крепкий мужчина средних лет, с тёмным красноватого цвета лицом. Видимо, в обед он выпил, поэтому лицо у него и стало таким красным. Еще когда я передавал деньги и получал сигареты, я учуял запах перегара. Я никогда не пил и был к этому запаху необычайно чувствительным.
Увидев, что я остолбенело смотрю на него, он снова крикнул:
- Деньги, мать твою!
- Не хватает?
- Прикидываешься ребёнком? Ты вообще ничего не давал!
- Как же я мог не дать? 240 юаней, разве не давал только что?!
- Кому давал?
- Тебе.
- Ты мелешь чушь! Он подошёл и вцепился в отворот моего пиджака.
- Дал вам 240 – это точно, сказал я, если не хватает, я могу доплатить. Я хотел как можно скорее покинуть его табачный ларёк, даже если он заставил бы меня снова дать ему 240 юаней, то я бы, наверное, согласился. От его носа и рта несло перегаром, это было евыносимо.
- Не неси чушь! Никто ещё не шутил со мной таких шуточек!
Он, ругаясь, замахнулся и ударил меня в лицо. Я навзничь упал на землю, почувствовал, как обожгло нос и губы, затем он ударил ногой в живот, по рёбрам, по пояснице, всего ударил раз шесть. Я катался по дороге как грзная тряпка. В полдень. Временами мне казалось, что я должен взлететь в воздух от его пинков. Не знаю, куда подевались два блока Мальборо, которые до этого я держал в руках.
Когда я смог подняться с земли, всё плыло перед глазами. Встал, и сразу упал от головокружения. У меня онемели ноги. Я не могу сказать, что их вывернули, но они не слушались меня, я старался изо всех сил, но их скручивало, таким образом, скручивало и меня, и я падал на землю. Горло горело, я сплюнул кровью, горло снова стало горячим, и я во второй раз выплюнул кровь. В моём просторном большом мозгу сейчас была только одна мысль, а именно, как можно скорее покинуть это место. Никто не видел нас, так как был палящий полдень, и ларек располагался на отшибе.
Я, придерживая живот, падая и спотыкаясь, покинул тот табачный ларек. В ушах стоял гул. Когда гул немного стих, я решил пойти в отделение милиции.
Я уже бывал в милиции. После того как умерла мать, я ходил аннулировать её прописку. Отделение милиции находилось недалеко от нашего дома и табачного ларька, как раз посередине хутуна*. В крайне плачевном виде я побрел и остановился во дворе отделения милиции. Почему не знаю, хлынули слёзы. Я почувствовал, что сейчас только милиционеры – родные мне люди, только они смогут заступиться. Слёзы смешивались с
кровью и грязью на моём лице, видок был ещё тот.
Отделение милиции в полдень казалось необычайно тихим, только дверь в одну большую комнату была приоткрыта, все остальные были плотно закрыты. Из приоткрытой двери доносился громкий звук передвигавшихся на деревянной доске шахматных фигур. Я, зажав ноющий, чем дальше, тем ожесточённее живот, ввалился в эту полуоткрытую дверь. Увидев милиционера, я как будто увидел свою умершую мать, всё чувства смешались, я едва не потерял сознание. Два играющих в шахматы милиционера вздрогнули от моего внезапного вторжения, тот милиционер, который сидел спиной ко мне, стремительно повернулся, одновременно спросил, «Кто?!»
Когда увидел меня, пробурчал:
- Вот сукин сын, напугал до смерти. Ты почему вваливаешься без стука? Давай-ка, выйди и постучи, как положено.
Я послушался, придерживая болевший так, словно вот-вот взорвётся живот, вышел, постучал. Затем снова зашёл. У меня так всё болело, что дрожали ноги, ещё чуть-чуть и упаду. Сидевший прямо передо мной милиционер с необычайно сосредоточенным видом смотрел на шахматную доску, он нахмурил брови, но не произнёс ни слова. Тот что был спиной ко мне, так и не повернул головы, разговаривал со мной, продолжая играть в шахматы.
-Это кто же тебя так осчастливил?… Да, хорошо отделали... Взялся - ходи, ты, малый, взялся, так ходи, чёрт, если ты всегда так будешь играть, я больше в жизни с тобой не сяду! - Он сначала говорил со мной, а потом со своим приятелем, который сидел напротив него.
Тот табачный ларёк в хутуне *, сказал я, я пошёл купить сигарет, купил два блока Мальборо, дал ему 240 юаней, а он сказал, что я не давал денег, и, не дав мне и слова сказать, избил.
- В каком месте переулка?
_______________________________
* Хутун – переулок, улочка.

- В западной части этого переулка, что называется Танхулу.
- Кто хозяин ларька? Спросил милиционер напротив меня, не поднимая головы.
- Да это тот, по кличке Палач, которого выпустили полгода назад. - Сказал тот милиционер, что сидел ко мне спиной. Потом он повернулся, посмотрел на меня:
- Ты сначала иди в больницу, потом придёшь к нам.
Больница также была не слишком далеко. Я, падая и спотыкаясь, пошёл в больницу. Я уже был так плох, что вот-вот мог упасть в обморок.
Я пробыл в больнице полмесяца, ещё полмесяца дома лечился. У меня были сломаны три ребра, моё тело лишилось трёх рёбер. Врач сказал, что если человек лишится трёх рёбер, то это, конечно, будет иметь последствия для здоровья, но не очень большие. Я знаю, что врач так сказал, чтобы успокоить меня. Рёбра, эта вещь, которую можно иметь, а можно не иметь, рёбра для человека очень важны.
У меня теперь было на три ребра меньше, чем у других людей, на три ребра меньше, чем было у меня самого до этой истории. Со всех точек зрения, это было несчастьем.
В этот раз лечение в больнице стоило мне 3124 юаня 3 мао 2 фэня. Потерял три ребра, отдал больнице больше 3 тысяч юаней - мои убытки, как ни посмотри, были колоссальными.
Моя девушка, Дэн Лицзюнь, действительно была хорошей девушкой. Пока я лежал в больнице, потом лечился дома, она бегала вперёд-назад, туда-сюда, заботливо ухаживала. 3 тысячи юаней - плату за лечение - она взяла из тех денег, что мы приготовили на нашу свадьбу. Я полагал, что вопрос с деньгами должен был как-то решиться. Решение должна была найти милиция. Контора, где я работал, тоже должна была помочь. Я гражданин этого государства, медицинские услуги мне обязаны предоставить. Месяц спустя, когда я встал с кровати, вышел из дома, я почувствовал в теле слабость. Сделав несколько шагов, я сразу же вспотел. Я подумал, что, может быть, это из-за того, что я потерял три ребра.
Первое место, куда я должен был пойти, выйдя из дома, было отделение милиции. Я должен был пойти туда искать справедливость и помощь. Я думал, что милиция обязательно сможет дать мне способ разрешить вопрос со справедливым результатом. Я не мог безвинно подвернуться жестокому избиению, я не мог просто так потерять три ребра, я не мог потерять в больнице 3 тысячи юаней. 3 тысячи юаней для меня и Дэн Лицзюнь были серьезной суммой. Мы обычные люди, зарабатывающие деньги в поте лица.
После того как я немного залечил свои раны, я сразу пошёл в отделение милиции, пошел искать того игравшего в шахматы милиционера, который сидел тогда ко мне спиной, заставившего меня сначала пойти на осмотр к врачу. Хотя он всё время сидел ко мне спиной, но в ту минуту, когда он повернул голову, я всё же запомнил его облик. Я снова вошёл в ту комнату, как и в прошлый раз, когда приходил подавать заявление. В этот раз было утро, поэтому никто не играл в шахматы. В комнате был только один милиционер, который что-то писал. Я постучал в дверь, он сказал, входите, и я вошёл. Он поднял голову, спросил меня, по какому я делу, потом снова опустил голову, что-то записывая. Он был не тем милиционером, который прошлый раз играл в шахматы и сидел спиной ко мне. Я сказал, месяц назад, покупая сигареты, я был жестоко избит. Рассказал, как подавал заявление, как побывал у врача. Милиционер даже не поднял головы, что-то писал, спросил меня, где я живу, я сказал ему, что я живу в таком-то хутуне такой-то номер дома. Он сказал, займётся вами милиционер по фамилии Ли, сейчас он вышел, приходите в следующий раз. Я послушно вышел, когда уходил, спросил, когда лучше прийти. Он сказал, завтра.